Юле и Моему Городу
 
– Бабушка! Я снова летал во сне!
– Я не бабушка... Я нарколог.
...Я стою в поле. Вокруг меня, сколько хватает взгляда – заснеженное пространство. Надо мной – чистое, глубокое до мурашек по спине небо. Ветер поднимает в воздух снежную пыль и она блестит на солнце, как елочная
игрушка. На мне – ни шапки, ни шарфа, только пальто. Но мне жарко, и я расстегиваю пуговицы. Полы пальто бьются на ветру, как перебитые крылья.
Я жду.
Я знаю – сейчас произойдет то, ради чего я стою здесь, хрен знает где, и жду чего-то. Всматриваюсь в линии горизонта, снег слепит меня, глаза слезятся. Но я упряма. Особенно сейчас.
И я вижу впереди черную точку. Это то, чего я ждала.
Здравый смысл начинает запоздало задавать вопросы: откуда я знаю, чего я жду, то ли я жду, и оно ли появилось там, у линии, где край неба прочно упирается в промерзшую землю. Но я делаю шаг вперед, и снег отзывается шорохом и скрипом.
За что я люблю снег, так это за то, что он не задает лишних вопросов. Точка застыла на месте. Я делаю второй шаг. Потом еще один. Я иду по равнине к точке, и твердо знаю: дойду.
Точка, кажется, совсем близко. И вдруг ее маленькое тельце пронзает судорога. Она подскакивает на месте и начинает отступать. Я ускоряю шаг. Точка продолжает капитуляцию. Я иду еще быстрее. И понимаю: сейчас она исчезнет. Навсегда.
Но этого никак нельзя допустить! Я срываюсь на бег, ломаю наст, оставляя после себя целую траншею. Задыхаясь, бегу, пальто волочится за мной, заметая след. Резкий порыв ветра вдруг бросает полу мне под ноги. Я наступаю на нее и начинаю падать. Взмахиваю руками в тщетной попытке остановить падение и вижу прямо перед собой снег. Мелкие и крупные снежинки, их обломки. Миллиарды граней жаждут света. Если все они разом отразят его, то небо просто расплавится и стечет, как воск, в морскую глубину. Конечно, это только теория, но вполне вероятно, что так и будет, когда над горизонтом взойдет второе солнце, чтобы осветить теневую сторону граней.
Но я не падаю.
Полет. Понятие с самого детства запрещенное.
“Ты не можешь летать, потому что у тебя нет крыльев!”
Почему у меня нет крыльев?
И почему именно крыльев!
И по чьей вине их нет!
Стандартный взгляд взрослых на проблему: нету –
значит, нету.
Но я упряма. Я хочу ощутить полет. Не то, острое до тошноты ощущение падения во сне, а полет – настоящий, птичий.
Так уже было – я махала руками, не решаясь взлететь. Ко мне попала книжка “Никитка – первый русский летун” с очень наглядной иллюстрацией: на дальнем плане – башня в сильном перспективном сокращении снизу вверх, спереди, задрав головы, стоят люди. И Никитка-летун, распластав крылья-руки с выражением отчаянной решимости и сладкого, мучительного восторга от осознания тайны полета, неумолимо приближается к земле. Он уже мертв, через секунду его смерть будет закреплена формально, и из русского Икара он обратится в страшный, крылатый крест на земле. Лицом в снежную кашу – такова цена за знание.
Я тоже делала себе картонные крылья, залезала на стул и, закрыв глаза, делала шаг в бездну. И тайна полета мало-помалу открывалась мне, ибо я повторяла свою попытку из раза в раз, до судорог в ногах.
Почти то же я ощущала и сейчас – ужас и восторг слились в единую гремучую смесь, и я продолжала нестись над равниной, влекомая ветром.
Точка то приближалась, то отдалялась, но я не теряла ее из вида. Страх перед падением, боязнь того, что все это может закончиться так же внезапно, как и началось, не давал мне покоя.
Но километры пролетали за километрами, а ветер все не ослабевал. И я решила рискнуть: вытянулась в струнку, напряглась, рассекая воздух головой, волосы расплелись окончательно, заколку я давно потеряла. Медленно
оторвала руки от тела, протянув их перед собой, а потом широко развела в стороны. На мгновение я потеряла равновесие, но инстинктивно взмахнула рукой, выровняв направление полета.
Теперь я плыла в воздухе, как андский кондор, чувствуя малейшую перемену воздушного потока. Но мне хотелось лететь, а не изображать из себя дельтаплан.
И я взмахнула руками. Раз, другой, третий. Сначала –
резко и грубо ударив воздух ладонями, потом – более плавно, слегка изгибая руки.
Я взглянула вверх, в яростную синь зимнего неба. Я хотела туда.
Медленно, но верно, я набираю высоту. Ветер то исчезает, то появляется, но я уже почти не боюсь. Да и чего мне теперь бояться – я узнала одну из величайших тайн мира!
Равнина уже далеко внизу, и я начинаю догонять черную точку.
И вдруг вижу, что это совсем не точка, а легкие санки с длинными полозьями, которые тащит по снегу собачья упряжка. Эскимос в меховой шубе легко взмахивает палкой над головами собак и покрикивает что-то.
Я лечу быстрее, чаще взмахиваю руками. Теперь сани почти подо мной. Медленно снижаюсь, стараясь держаться строго позади, чтобы не испугать эскимоса.
Я вижу под собой, на снегу, изрытом полозьями и следами лап, свою тень.
Собаки сильно устали, я вижу, как из их ноздрей и ртов клубами валит белый пар. Эскимос придерживает их, а я не успеваю изменить скорость и вырываюсь вперед. Теперь он меня точно увидит!.. Я сжимаюсь в комок, насколько это возможно в полете, каждый миг ожидая вопля ужаса или даже шальной пули. Но ничего не происходит.
Я резко меняю направление, отлетаю в сторону, снижаюсь, пропуская сани вперед, начинаю приближаться сбоку. И понимаю – он меня просто не видит. Я некоторое время лечу рядом, потом теряю интерес к нартам и снова взмываю в небо.
Нарты уже через пару минут исчезают из виду. Я лечу все вперед и вперед и вижу на горизонте какую-то темную полосу.
По мере приближения к ней, во мне нарастает смутное, тревожное нетерпение. Я то снижаюсь и лечу над самой землей, почти касаясь снега, то резко набираю высоту и начинаю бросаться из стороны в сторону. Но не могу ни повернуть назад, ни остановиться.
Среди равнины стали попадаться кочки, поросшие мелким кустарником и пожухлой травой, оставшейся с осени. Потом я увидела несколько маленьких деревьев, искореженных постоянно дующим ветром. Стали появляться деревья покрупнее.
Я снова взмываю вверх, на недосягаемую высоту, и лечу там, закрыв глаза и ощущая солнечные лучи, ласкающие тело даже сквозь одежду. Потом, не раскрывая глаз и сложив руки перед собой, падаю вниз, как сокол на добычу. Снова вытягиваю руки и открываю глаза.
Внизу подо мной – тайга.
Тайга с высоты птичьего полета – это грандиозное зрелище. Словно на землю расстелили исполинскую шкуру.
Я снижаюсь, лечу немного выше самых высоких сосен. Под ними – тонны снега и хвои.
И я слышу музыку. Это не та музыка, к которой привыкли наши уши. Это сродни тому, что северные народы называют “шепот звезд”. Я не могу противиться ласковой просьбе и резко меняю направление. Попутный ветер уходит в сторону, и я лечу, слыша только музыку. И лишь сейчас замечаю, что солнце скоро зайдет за горизонт. Внизу, в тайге, уже легли на ночлег косматые тени. Я не позволяю себе думать об усталости, не чувствую ни голода, ни жажды. Я поднимаюсь все выше и выше, купаясь в багровых лучах заходящего светила. Здесь, в небе, почти у облаков, музыка становится если не громче, то, по крайней мере, четче. Теперь я могу определить направление – лечу прямо на юго-восток. Я ловлю музыку всем телом, а она дает мне силы.
И вижу впереди огни. Целое море огней. Я знаю: это город. Единственный Город мира, которым я бредила во сне и наяву.
Я подлетаю ближе, и мой восторженный вопль на миг заглушает Шепот звезд. Я знала, что Город прекрасен, но лишь сейчас убедилась в этом окончательно. То, что увидела я, невозможно описать словами – их просто не хватит. Все, что я знала о Городе, – услышанное или увиденное хоть раз – я вспомнила все. И тут же забыла. Все, что знала, было ничем по сравнению с тем, что я увидела теперь. Город открывал мне свои тайны одну за другой, он был похож на шкатулку с сокровищами – блеск на грани безвкусицы, изящество на грани аскетизма. А я парила над ним, впитывая его великолепие.
Дворцы и дома, соборы и монастыри, храмы и часовни, музеи и памятники, свет фонарей и блики на воде, безумие ярких витрин и радость людей, могучий пульс жизни, ее гимн…
Охваченная восторгом, я металась из стороны в сторону, желая увидеть все, что город показывал мне. Но постепенно мое состояние менялось: на смену восторженному любопытству пришло глубокое желание осознать город.
Музыка, которая привела меня сюда, звучала теперь ясно, но я никак не могла уловить ее источник. Бросив бесполезные поиски, я немного снизилась и отдалась потоку ветра. Руки устали, и я, разведя их в стороны, как делают большие птицы, парила в пространстве.
Начинался снегопад, я видела под собой освещенные улицы, потоки машин, людей, которые спешили куда-то или наоборот, медленно прогуливались по тротуарам.
Ветер усилился, и в разрыве между тучами на мгновение выглянула луна. Ее лучи отбросили мою тень на крышу какого-то дома.
И я наконец-то ощутила Город так, как хотела с самого начала. Я почувствовала его как единый организм. В этот миг я тоже стала его частью, как клетка живого существа. Город не чувствовал меня как индивидуальную часть пространства, а лишь как атом. Но я знала, что теперь без меня Город будет не таким, как раньше.
Город принял меня.
И сразу же я стала ощущать людей, словно сама теперь была не человеком, а камнем в мостовой или стеклом в витраже.
Я знала, что происходит в домах, над которыми парила, я видела горе и радость людей, которые жили в них.
Там в большой полупустой квартире, в кухне за столом молча сидит, не зажигая света молодая девушка. Только огонек ее сигареты на миг выхватывает из полумрака ее лицо и отражается в оконном стекле. Сегодня человек, которого она искренне любила, ради которого бросила любимую работу и перекрасилась в блондинку, на ее глазах ушел к другой.
Вот, спрятавшись с головой под одеяло, неудержимо рыдает в подушку пятилетняя девочка. Сегодня отец снова пришел домой пьяным и не сходил с ней в “Макдональдс”, как обещал.
А молодой человек с надменным взглядом подносит к венам лезвие. Он потерял смысл жизни, ему скучно.
Вот женщина тревожно мечется по квартире, собирая ценные вещи. Ее муж попал в больницу, а денег на оплату срочной и дорогой операции нет. Завтра, как только откроется комиссионный возле банка, она пойдет туда, а потом – в ломбард.
Там пожилая учительница склонилась над детскими тетрадями. Она вспоминает давно прошедшую юность, свои надежды, амбициозные планы и грустно улыбается им.
Вот юная поэтесса, нещадно грызя ручку, уже второй час ищет рифму к слову “лес”.
Там вышла из комы молодая женщина, попавшая в аварию почти год назад. А в палате напротив кардиограмма другой молодой женщины выровнялась в линию, ровную и непрерывную, а ее мать, схватившись за стену, все еще не может осознать это, и из ее раскрытых глаз непрерывно текут слезы.
Вот наркоман вводит в вену очередную дозу. На его лице блуждает безумная, счастливая улыбка.
А вот, случайно встретившись глазами,
познакомились Она и Он, и ощутили на себе симптомы
любви с первого взгляда.
Здесь парень наконец-то сделал предложение руки и сердца своей любимой, а тут, в роскошном ресторане уже справляют свадьбу.
Старый скряга в сотый раз пересчитывает свои деньги, лихорадочно размышляя, где же взять еще.
Молодые родители, склонившись на кроваткой спящего ребенка, следят за его дыханием и тихо улыбаются друг другу.
Монах, стоя на коленях перед иконой, молится за них за всех, за весь род человеческий…
Я не знаю, сколько летала так, кружа над городом, как воздушный змей: ни улететь вверх, ни спуститься вниз.
Течение жизни, рождение и смерть, боль и восторг, слезы и смех – всему этому я была свидетелем.
Снег перестал идти, ветер отогнал тучи на запад. Большая часть города спала и видела сны. Я безвольно парила в струях воздуха. Небо приобрело зеленоватый оттенок, звезды одна за другой начали гаснуть. Близился рассвет.
Я поняла: скоро мне придется покинуть это все –
то, к чему я уже привыкла. Мне стало больно и страшно. Из глубин души рвался наружу протест, я не хотела покидать город, и особенно – небо над ним.
Восток начинал гореть – сначала робко, бледно, потом – все ярче. Вместе с зарей во мне стало расти желание остаться здесь. Я ощутила неизвестно откуда взявшееся стремление спуститься еще ниже. Теперь я летела над рекой.
Солнце показалось из-за горизонта совершенно неожиданно. Его первый луч, скользнув по моему лицу, упал на гранит, отшлифованный волнами и ветром, и расплавил его, превратив в лаву.
У меня был лишь миг на раздумье. Вернее сказать –
у меня не было выбора. Я услышала музыку, она звала меня куда-то. Я услышала, как в толще земли, под коркой асфальта и снега, брусчатки и льда бьется – мощно и гулко сердце города.
Я взмахнула руками. Вытянула их перед собой, как пловец перед прыжком.
И, как пущенная из лука стрела, – отвесно и легко вошла в глубину лавы.
Не было смерти.
Не было боли.
Волна унесла всю тоску и страх.
Я стала тем, чем была всегда, навеки впаянная в камень…