Новелла
Сегодня в город пришла осень. Не та, золотая и волшебная, которую так любят описывать в своих стихах поэты, а такая, какой она есть на самом деле, – холодная и тоскливая, с пронизывающим ветром и вечно моросящим дождем.

В городе было тихо, как бывает везде в темные предрассветные часы, когда все добропорядочные жители мирно спят в своих постелях, и лишь какой-нибудь одинокий прохожий спешит куда-то, кутаясь в воротник плаща.

Сегодня моросил дождь – серый, противный унылый дождь.
Узкая улочка была пустынна; тишину нарушал лишь монотонный стук капель, падающих сверху на искаженные лики химер, украшавших карнизы и балконы зданий.

Это была одна из самых старых улиц города. Высокие, построенные в готическом стиле дома сейчас выглядели особенно величественно и устрашающе. Ночь и туман – вотчина грифонов и горгулий. Так вольготно они чувствуют себя в каменном городе, равнодушно взирая с высоты на окружающий мир.

Но в этот глухой ночной час что-то потревожило покой древних изваяний, и они удивленно хмурились, глядя вниз. Там полускрытая пеленой мелкого дождя, стояла девушка с раскрытым над головой большим черным зонтом. Она стояла, застыв, будто слившись с серой мглой. Ветер трепал подол промокшего белого платья, оно облепило колени, и по ногам стекали капли воды.

Но это почему-то совсем не беспокоило странную особу, нарушившую уединение каменных химер. Может быть, она была всего лишь призраком и совсем не чувствовала прикосновений дождя?..

Бледное лицо и длинные черные волосы делали ее сходство с привидением особенно ярким.

Но зонт, рукоять которого крепко сжимали пальцы правой руки, все же наводил на мысль, что девушка просто забылась, находясь сейчас где-то очень далеко, в своем мире грез.

Порыв ветра обрушился на нее, почти вырвав из рук зонт. Девушка вздрогнула, очнувшись. Лицо исказила боль, из глаз потекли слезы.

Ветер вырвал ее из спасительного оцепенения, и осознание неизбежного захлестнуло с головой, смяв в водовороте боли истерзанную душу. В глазах ее отразилась то страшное предчувствие пустоты, когда ничего нет, и не на что надеяться, и ничего уже не будет…

Какая странная вещь – время. Оно то тянется невыносимо медленно, то летит вперед, и его невозможно остановить.

Миг счастья – сладостный миг. И кажется, будто он будет длиться вечно.

Но по-прежнему идет неутолимое время, день сменяется ночью, и счастье покидает жизнь. И остается пустота и боль потери. И она длится – о, как нестерпимо долго она длится! Только одна радость и есть у меня – перебирать тусклые ожерелья воспоминаний. Раз за разом переживать отголосок того невыносимого, отчаянного счастья, которое мне было дано познать лишь раз…

Если бы мне можно было вернуть все, я не сделала бы стольких ошибок – грубых и жестоких, которые… Боже, почему я была так слепа?!!

Из-за моего честолюбия и глупости погиб целый мир – прекрасный, светлый и чистый островок детства.
Мир, где не было места горю и злу, холоду и смерти. Мой мир, где мне было хорошо…

Солнце… Первое воспоминание, которое приходило на ум, когда она закрывала глаза.
Да, там было солнце, ни с чем не сравнимое; такого не бывает на земле, такого никогда не было в каменном городе, где она жила. Волшебные лучи, метко струящиеся с высоты небес, казалось, когда они касаются земных древесных листьев, от этого рождается звон – эта вечная музыка, напомнившая мир ее мечты. А еще там было много зеленого света, все оттенки: от салатного – как у высоких трав, по которым приятно ступать босыми ногами, – до темно-зеленого, какой был у крон высоких деревьев, тянувшихся к солнцу.

Она помнила ощущение счастья – почти осязаемое, невероятное, как сон, в который сложно поверить. Счастье было во всем: в теплых лучах солнца, в зеленом цвете, в шелковистой мягкости травы, в холодке льнущего к телу шелка белого платья.

Он любил говорить, что в этом платье она и сама похожа на эльфа, а она смеялась, радостно кружась, и легкий ветерок развевал ее длинные черные волосы.

Она помнила тот день – последний день ее счастья, каждую минуту, каждый удар сердца. Навсегда врезалась в память каждая черточка его лица, золотистые волосы, теплые искорки в карих глазах, поблескивающие в солнечных лучах серебряные доспехи. Он был ее сказкой, ее сбывшейся детской мечтой, он любил ее, и, казалось, так будет всегда…

В последний день ее счастья она впервые увидела дождь в эльфийской роще.

Он кружил ее в танце на балу волшебного дождя. Сверкающие серебряные нити касались ее волос, плеч, губ, окутывая сиянием.

«Ты моя королева, эльфийская королева!» – говорил он ей, а она смеялась, кружась в исступленном порыве древнего как мир танца.

А потом тихо прильнула к нему, коснувшись серебрившихся капельками дождя волос. Я никогда не покину тебя, любовь моя, никогда, никогда, никогда…

На губах застыла улыбка. Она открыла глаза.

Занимался рассвет. В пелене серого дождя не было никакого намека на утреннюю зарю, но она знала: уже рассвет.

Знала, что простояла здесь всю ночь. Знала, что никогда больше ей не вернуться туда. Знала…

По мостовой поехал первый автомобиль. Заспешили редкие прохожие. На улице было по-прежнему сыро, но дождь постепенно утихал. На странную девушку, стоящую посреди мостовой, начали изумленно оглядываться.

Она понимала: пора уходить. Пойти домой, в свою маленькую пустую квартиру, где всегда полумрак и так гулко отдается тиканье настенных часов.

А ведь когда-то у нее был целый мир, полный музыки и солнечного света. Но его больше нет. Она знала это, так как сама все это видела…
Это невыносимо больно – видеть, как умирает твое счастье.

Она испуганно оглядывалась то сторонам, все еще не в силах поверить.

«Нет… Но ведь не мог же он и в самом деле… А если это – правда?..»

В эльфийской роще наступала осень. Ее окутывал все тот же мягкий свет, но трава пожухла и больно покалывала ступни. И листья деревьев пожелтели.

Она прислушалась.

Да, теперь здесь царила тишина. Больше не раздавалось пения птиц: они умолкли.

Только ветер обрывал с деревьев золотистые листья, они кружились в воздухе, с тихим шорохом опадая к ее ногам.

Что же это?

Почему?! Я… я не верю! Не может быть! Нет, нет, нет – только не это! Не надо, прошу!

Ведь это сон, да? Это не может быть правдой. Просто не может!

…Но это правда. Жестокая и страшная.

Эти листья – осенние мертвые листья. Этот холодный ветер в кронах высоких деревьев…

Умолкли птицы. Пожелтела трава. И нет тебя, потому что я сама убила тебя. Разрушила твой мир – мир, приютивший меня.

Есть ли наказание, которому меня следует подвергнуть за это?.. Могу ли я искупить свою вину?
Нет. Конечно же, нет.

ЭТО – мое наказание. Видеть смерть этого мира; знать: своими руками убила все, что мне дорого.

И – не смыть кровь с ладоней, как не забыть то, что я вижу сейчас…

Дождь совсем прекратился. Старый город нехотя посетило новое утро. Кое-где, в разрывах между свинцово-серыми тучами, пробивались слабые косые лучи осеннего солнца.

Она тихо вздохнула, вскинула подбородок, убрав с лица влажные пряди волос.
«Ну что же… я потеряла все. И надо жить. И куда-то идти».
Мысли были бессвязны. А впрочем… Сейчас это и кстати. Не стоит вспоминать – это ничего не даст. Не стоит думать о будущем – это слишком странно.

Просто – идти… Прямо… Туда, где вдалеке между проемами домов сверкали еще не погашенные огни набережной…

И она пошла: белая фигура в сером тумане города.

Она все удалялась, становясь все меньше и меньше, наконец исчезла. А город тем временем просыпался; все чаще проезжали автомобили, улица заполнилась толпами прохожих, всегда занятых какими-то срочными делами…

И лишь старые каменные химеры печально вздыхали и хмурились, вспоминая разыгравшиеся перед их взором трагедии…